— Да, — Бромли разлил остатки кофе. "Как вы понимаете, добрачная собственность — это одно, муж становится полноправным хозяином имущества жены, а это, — он положил руку на завещание, — совсем другое. Миссис Марта является опекуном всего наследия вашего батюшки. Деньги, которые будут выплачиваться — принадлежат лично ей. Если ваш сын умрет до достижения им восемнадцати лет…"
— Упаси нас Господь от такого, — перекрестился Мэтью. Бромли, увидев, как заблестели глаза юноши, обругал себя: "Старый дурак, видно же, как мальчик свою семью любит. Сказал бы как-нибудь мягче".
— Всякое бывает, — вздохнул стряпчий. "Если у вас не будет других детей мужского пола, то тогда выплаты вашей жене прекратятся. Вы станете владельцем всего имущества. Земли, рабы, деньги, ценные бумаги. Состояние вашего батюшки, — Бромли прервался и, взяв перо, что-то подсчитал, — сейчас оценивается в полмиллиона фунтов. Это деньги, что на счету в Банке Англии лежат, я не учитываю средства в обороте".
— Большое вам спасибо, — Мэтью поднялся. Бромли, пожав ему руку, помялся: "Мистер Бенджамин-Вулф, если бы вы могли нам помочь…Ваш батюшка оставил триста фунтов пожизненно вашей сестре, мисс Тео Бенджамин-Вулф. Вы не подскажете, как бы мы могли с ней связаться? Я и не знал, что у вас есть сестра, — добавил Бромли.
— Я и сам не знал, — пожал плечами Мэтью. "К сожалению, нет, мистер Бромли, ничем помочь не могу. Всего хорошего, — он наклонил голову, — я завтра отплываю. Хочется успеть домой до того, как французы вмешаются в наши дела, и ваш флот начнет топить все корабли, что идут в колонии, без разбора".
Бромли только развел руками: "Очень надеюсь, что мы когда-нибудь подпишем перемирие, мистер Бенджамин-Вулф, очень надеюсь".
— И я, — отозвался Мэтью.
Оказавшись на улице, он скривился и взглянул на фасад Банка Англии: "Спасибо, дорогой папа, за любовь и заботу, — пробормотал юноша. "Теперь этому ублюдку точно не жить, дайте мне только до Виргинии добраться. И ей, этой гадине, — тоже, что там у нее между ног — медом намазано было, что папа так голову потерял? Развратник проклятый, нравилось тебе, как она под тобой стонет, но деньги зачем ей было оставлять? Опекун, — Мэтью грубо, вполголоса выругался и посмотрел на руки — они дрожали. "Сестра, — усмехнулся он. "Так вот почему папа всю жизнь с этой черной шлюхой возился. Все же его единственная дочь. Ничего, я ее найду".
Он вошел в прокуренную кофейню. Пройдя по набросанным на полу опилкам, юноша занял отдельную кабинку, заказав кофе и сладостей. Оглянувшись на дверцу, Мэтью незаметно вытащил из внутреннего кармана сюртука плоскую серебряную фляжку и отхлебнул. "Схожу в порт, для очистки совести, — решил он, снимая с шеста у себя над головой газету, — а потом — на Ладгейт-Хилл".
Он пролистал страницы: "Война, война, война — ничего интересного. Право, газеты совсем уж скучные стали".
— Из Парижа сообщают, — наткнулся Мэтью на заголовок. "Восходящая звезда театра Comedie Francais, мадемуазель Тео Бенджаман с огромным успехом выступила в роли "Федры". Зрители на премьере устроили овацию. Восторженная толпа, ожидавшая актрису у служебного входа — расстелила под ее ногами ковер из живых роз. По слухам, мадемуазель Бенджаман приглашена в Версаль — прочитать монологи из спектакля перед их величествами королем Людовиком и королевой Марией-Антуанеттой".
Мэтью отпил принесенного кофе и ласково погладил газету: "Сестричка. Вот где ты, оказывается. Я же помню, как мы с тобой Расина разыгрывали, сестричка". Его ноздри раздулись. Мэтью, зарычав, оскалив зубы, шепнул: "Я знаю, сестричка, ты будешь рада меня видеть".
— Готово, — удовлетворенно сказал портной, отступая на шаг. "Можете посмотреть, мистер Теодор".
Федор взглянул на себя в большое, венецианское зеркало: "Очень неплохо, спасибо вам большое".
— Ткани все от "Клюге и Кроу", — добавил портной, помогая ему снять сюртук. "Лучшая английская шерсть, у них свои мануфактуры на севере. Рубашки из ирландского льна, как вы и просили".
Федор рассчитался. Написав что-то на листке бумаги, он велел: "Раз мы все примерили, то, когда будет закончено, отправьте сразу в Дувр, по этому адресу". Он внезапно усмехнулся: "На континенте портные к таким, как я не привыкли, дорогой мистер Шэдл".
— Шесть футов пять дюймов, мистер Теодор, — уважительно протянул портной, — эти французы таких людей и не видели никогда. Обувщику я адрес передам, — он помахал бумагой, — не беспокойтесь.
Федор попрощался. Нагнув голову, он вышел на узкую Грэйсчерч-стрит. На черной вывеске портного блестели золоченые цифры: "А.D.1689".
— "Клюге и Кроу", — вспомнил Федор. "Мы же с Джоном сегодня обедаем у этого Питера Кроу. Там постарше дело будет. Джон мне говорил — с тринадцатого века они торговлей занимаются".
В лавке цирюльника было тихо, Джон, стоя у прилавка, рассматривал бритвы — с рукоятками слоновой кости. "Это Хантсмена, — Федор остановился рядом. Взяв одну, он полюбовался лезвием. "Ты же знаешь — он придумал эту твердую сталь, лучше ее нет. Ваши производители столовых приборов, в Шеффилде, отказались с ней работать. Якобы немецкая сталь мягче, они к ней привыкли".
— Дураки, — усмехнулся Джон. "Хантсмен продал всю сталь, на корню, во Францию. Когда французы стали заваливать британский рынок ножами и вилками — только тогда наши всполошились. Эссенцию свою покупать будешь?"
— А как же, — Федор выбрал несколько флаконов и смешливо сказал: "Лучше кедра все равно — ничего нет. Ты в Сибири не жил, а я жил. Пойдем, — он кивнул, — провожу тебя до Ладгейт-Хилл, мне еще в Британский музей надо. Статью дописать и с камнями повозиться. Но на обед я не опоздаю".
Выйдя на улицу, Джон подставил лицо полуденному солнцу. Он искоса посмотрел на мужчину: "Осенью он лучше выглядел. Измотали его святые отцы".
Федор, заметив его взгляд, буркнул: "Я месяц под землей провел, в этом вашем Корнуолле. Дело у вас неплохо поставлено, надо сказать".
— А статья про что? — Джон кивнул на кофейню: "Зайдем, у меня встреча только через час назначена".
Они устроились в кабинке. Федор усмехнулся: "Во Фрейберге есть горное училище, хорошее. Я там лекции читал. Преподает у них некий Вернер. Ты не слышал о нем, скорее всего".
— Отчего же, — обиженно ответил Джон, заказав кофе, — он книгу написал, о классификации минералов, я ее даже просмотрел.
— Вернер, — Федор сбил пылинку с безукоризненного скроенного, темно-синего сюртука, — считает, что земля сначала состояла из воды. Все минералы — тоже из нее образовались. А Великий Потоп, — мужчина иронически рассмеялся, — добавил нам геологических слоев.